ПОЛЕ ТВОРЧЕСТВА ИЛИ ТОТАЛЬНОЕ НАВАЖДЕНИЕ

 

Так случилось, что   Манагер со своей группой «Родина»  не играл  около шести лет. В  2002 году появилась идея записать несколько альбомов: «если еще помнят и ждут». Один из них, «Тот свет» был выпущен в 2004 году.  Возникло желание играть – судьба предоставила случай. Осенью  прошлого  года было возрождено движение «Русский прорыв».

Социальность…

Я  пришел  в  музыку   в  восьмидесятые  годы. Мы были энергичные, наглые, начитанные, и, конечно, политизированные. Наше  взросление и перелом в стране совпали: апрельские события 85 года,   перестройка, обновление. Повсюду возник шум, все заинтересовались происходящим, историей, эзотерикой. Стало любопытно, что происходило в Новочеркасске, кто такой  Солженицын, каким образом существовал Гулаг. У всех  наших –  Летова,  Янки,  Ромыча, Кирилла Рыбьякова, Артура Струкова (тюменцы, кстати, называли себя «формейшн») поэзия была с политическими глазами. В то время это было естественным. А что такое политика – оборотная сторона патриотизма, если громко и напыщенно говорить. Страна легко умещалась в разуме, за державу говорили часто, да и уж слишком задевали топорные  партийцы и комсомольцы...

Власть не любит, когда её оценивают. После первого выступления «ГО», где я  получил имя Манагер, возникли гонения. Приехали на фестиваль в  Новосибирск  Летов и два брата Лищенко («Пик Клаксон»), и вдруг им предложили выступить вместо «Звуков Му». Играли нон-стопом, в два отделения – сначала братья,  после Летов. У  «Клаксонов» программа почти  целиком  из песен «Адольфа Гитлера» – по тем временам смелость невиданная. На концерте было несколько инструкторов обкома КПСС, возникли большие трения  по поводу  нестандартного изъяснения их поэтического дарования. (Смеётся). Никто не двигал по накату традиции, вот и принимали за опасных неформалов. Мы искали  другие формы, норовили поперёк. Я и сейчас уверен, что поэзия всегда социальна, ведь постоянно общаешься с людьми. Если у тебя широкое сердце, то  входящее трансформируется внутри, и пока пишешь песню,  вторым планом  неизбежно прописываешь свое отношение…

Творчество  сегодня…

Для меня сейчас   однозначна тема капитализации России. В 93-ем году была принята Конституция, в которой были узаконены нормы капиталистического общества в стране. Не думаю, что люди отдавали себе отчет, что собственно избирают себе на житие. Страна была советской,  был один тип отношения к собственности, а тут, благодаря перестройке, направление жизни изменилось, имущество  было перераспределено с использованием  обманных технологий.  Это породило современную Федерацию –  бандитизм, коррупция,  тотальное пьянство в деревне. Продажа природных ресурсов на запад  без трансформации их в технологию, чтобы самим производить товар и продавать на рынке, разоряет народ. Вместо этого мы покупаем все заграницей и оплачиваем труд  народов мира. Вот такой  интернационализм у нас, а по правде – уничтожение страны…

Все социальные язвы порождает свободный рынок, ведь капитализм – власть меньшинства   над остальными  людьми.  Граждане для них – обезличенная рабочая  сила и пропиаренный избиратель. Интересы людей  власти  вообще  не связанны с интересами народа, это обычная логика буржуазной республики. Нам про то ещё в институте объясняли. Возможно всё и всё дозволено, если у тебя есть «крыша», конечно. На возникшем экономическом стыке,  все проблемы разлетаются веером,  можно говорить о чем угодно – от качества порошка до уничтожения национализма. Однако людям всё менее важны знания или судьба  страны, а  вот уют очага, как спасение. Мельчает народ.

Это особая проблема. Например, термин «русский» у нас политически запрещён:  ни одна партия не зарегистрируется, если в названии есть слово «русский». Конечно, мы всегда жили в многонациональном государстве, но у нас никогда не было классической  федерации: народы объединялись вокруг русских.  Сегодня перевернули все с ног на голову, и именно в силу буржуазной республики. Ей не важны национальность, культура и обычаи: так проще выбивать прибыль. Термин «национализм» – слово позитивное. Это любовь к своему народу и продолжение его традиций. Не шовинизм, не расизм, а,  прежде всего гордость за свою историю и своих прадедов.  Мы же нашу  гордость  свели   к практике   «хлеба и зрелищ»: концерты, рестораны, шоу. Кому доход, а кому приятные траты, и жить проще,  и незачем  думать о социуме.

Государство само заботится о патриотизме – проекты первого канала или переизбыток вещей на прилавке, в конечном итоге свернут мозги красивой оберткой. В красный угол российской светёлки поместили зрелища, это современные иконы религии монет. Как-то на Евровидении наша девочка, не помню фамилии,  проиграла, а   украинка пробилась: вот  «великое достижение»! Людям  уже все  равно, кто такой   Сергий Радонежский, что он сделал  и верил ли  в Бога, главное,  как сборная России по футболу  сыграет или  на  пивной фестиваль не опоздать. Так продвигают товар на рынок, мы истомились говорить, даже брезгуем, но кто помоложе верят: родители-то примолкли. А власть наращивает шоу-давление, и  вот появилось целое поколение  псевдорусских  людей. Широчайшее поле  для творчества или тотальное наваждение кошелька…

Свобода слова…

Отношение к свободе слова  у меня   отрицательное. Эта мера задекларирована во время  буржуазных  революций. В рамках человеческого  начала она невозможна и не нужна.  В любом племени или народе  есть  табу –  то,  что  делать нельзя.   Соответственно есть определенный круг понятий, норм и правил, которые нужны, чтобы народ выживал и набирал силу. Позволить говорить что угодно, тоже, что открыть настежь свою квартиру, назвать всяких людей и уехать на год, а после приезда ужаснуться переменам. И правильно: мало ли кому что взбрело на ум, ведь сам позволил. Свобода слова, сначала обрадует, но вскоре опустошит – все говорят что хотят, хотя платят налоги и ходят на работу, словно «корабль дураков» плывёт  под неумолчный говор, но капитан-то есть и он знает курс и ему важно, чтобы не мешали. Рынок – это возможность  руководить. Правящему  классу не нужна яркая идеология,  ведь  «свобода слова» позволяет преумножать деньги и власть.  Остальное – это работа нанятого имиджмейкера, он использует нужные слова для народа.

По большому счету,   человек держится на трех  вещах – свобода, запрет и обязательство. Сегодняшняя свобода – разрушение тысячелетних традиции и норм русской жизни. Они определяли, что  нужно, а что чужеродно для души. Демократия, пользуя свободу слова, подталкивает залезть в  чужеродное и пожить там. Так предается прошлое, а когда подобное  происходит   в   миллионах  умов, то  такой народ теряет основы и его   легче контролировать. Буржуазная азбука манипуляции сознания…

Новосибирск…

Новосибирск – не окраина, третий по величине  город в России. Все мои  друзья живут от Тюмени до Новосибирска. Здесь родители,  здесь  родина и у меня  нет  желания куда-то перебираться. Приезжать, посещать  интересно, но жить – только в Сибири.

Активная музыкальная жизнь Н-ска  проистекает в рамках того, что мы называем «попса». Есть пивные фестивали, бесплатные концерты и тому подобное – от Кати Лель до Бориса Гребенщикова. Одна из форм новой идеологии, классика «хлеба и зрелищ»: вот пиво, вот  девушка, вот  фейерверк, почти карнавальное настроение, очень громкая музыка, «цивильно», аккуратно дефилирующая милиция. Впечатление, что большинство живёт именно   ради этого. Это официально-популярная жизнь.

Андеграунд, жил в двух клубах, сейчас они  закрыты. Открыли клуб Рок-сити в центре, и одно время там выступали  местные  и заезжие музыканты – Умка, Лукич, «Г.О.». Теперь форматный клуб: музыка должна приносить доход. Остальным, даже заслуженным как «Путти», остается играть на фестивалях, если пригласят. Возможно, что-то откроют…

Много ли здесь хороших групп? Музыкально–профессиональных ребят да,  много. Мы в 16-18 лет, пожалуй,  так не играли. Что касается качества, то нет. Рок-н-ролл сегодня в загоне. Тогда, в 80-ых, мы планировали создать свою сеть рок-клубов, вот   и создали…

Политическая жизнь Н-ска, как и везде, проистекает в трех плоскостях – два раза в год демонстрации оппозиции:  прошли от и до, поговорили, покричали и разошлись; вторая – это линия «Единой России», они проводят  разного рода мероприятия, их деятельность на партийно-административном уровне. Третья плоскость – жизнь настоящей оппозиции, здесь интереснее. Есть небольшое отделение НБП – пикеты, митинги, акции прямого действия. Их проводят люди склонные к НБП, но в организацию не входящие. Вот и все. Остальные партии существуют только во время выборов, а  нацболы  как-то шевелятся, да и обласканы местными телеканалами, для которых они живая пища репортажей…

Сибирь…

Удаленность от  столицы позволяет ещё видеть и называть вещи своими именами, а в сознании хранить те самые незыблемые человеческие ценности, если хотите – кодекс чести, как неотъемлемую составляющую личности, понимая, что ей нельзя пренебрегать. В Москве не так, проще передавить горло собственной песне-совести или прогнуться, потому что надо, потому что западный город, ведь многие   живут, перешагивая друг через друга. Здесь, мы ещё способны на  честность. Эта традиция пошла с сибирского панка, дерзнувшего обозначить имена многих вещей, она и сегодня продолжается.  Допустим, Александр  Подорожный: честнее и чище, чем он  отображает, сложно где-то еще услышать (О «Чудо-человечестве»).

Получается, что истинный характер находится в провинции, где человек удален  от непрерывного воздействия новых форм, люди живут более размерено, сохраняют больше непосредственности, понимают сущностное начало. Мы  сейчас проехали по стране и видели  множество  хороших и приличных людей. Эти люди – последние из могикан, потому что успели захватить момент перелома и разрушения СССР,   приняли на себя  это потрясение, поэтому могут сопоставлять... 

Даст ли Сибирь в ближайшие  годы  ещё одну волну? Я думаю, что дело не в Сибири. Ежели  в  ближайшие  десять-двадцать лет  активные люди   здесь или в Поволжье, или на Дальнем Востоке, или  в Москве почувствуют ущербность окружающую нас и попробуют сменить на естество,  тогда возникнет слом и стык. А в столкновении всегда рождаются герои, музыканты, новые школы, новые виды творчества.

То же  про музыкантов легенды рока: смогут предложить что-то ударное – зацветут новые идеи и формы. (До сих пор же играет «Г.О.», проезжает Лукич, каким-то образом делает два концерта в год «Инструкция»). Если бы они  как-то усилили бывшее движение, то пошла бы обратная связь.  Многое  определяет количество концертов, величина залов. Слишком много «если». До сих пор ответственность лежит на нас –  ветеранах рока. На первом «Русском прорыве» нам довелось выступить перед огромным залом   «Крыльев советов», и когда ты видишь столько людей, возникает  ощущение, что ты состоялся,   что ты  нужен,  вот  она обратная связь. Это всем помогает…

Мы долго  не играли, но есть свой  небольшой контингент зрителя, который помогает выживать в ноль – приехал, сыграл и отбил деньги.  Дальнейшее зависит от нас самих.   Есть  еще   пять-шесть лет, в которые можно кричать, петь, плясать; тело позволяет,  пока еще не докурено, недопито и  не доломано. Хотелось бы, да и должно прыгнуть выше головы, и не   оказаться  слабее  своих заявлений, песен и прошлого. От  этого  во многом   и   будет  зависеть, возникнет  в  Сибири, и  в целом в России, другое движение или  новая волна.  Мы должны  передать   эстафету  своей деятельностью…

Материал подготовила Александра ОБОЛОНКОВА

август 2004 года

 

«Завтра» №09 (589) от 02/03/05